В переломные моменты история ускоряет свой ход, события следуют одно за другим, субъективные факторы перемежаются с объективными тенденциями, и историческая закономерность «пробивается» сквозь случайность. В Британии не только внешнеполитическую, но и внутриполитическую жизнь в 2019 г. и на годы вперед будет определять Brexit в любом его варианте. Неопределенность — основное состояние Великобритании в экономике, во внутренней и внешней политике.

Взаимовлияние внешних и внутренних факторов окажет воздействие и на экономическое развитие страны. Соответственно различать их в анализе представляет собой сложную задачу. Так, объективно Британия торговала с ЕС с дефицитом, а часть истеблишмента всегда была недовольна утратой доли парламентского суверенитета в пользу наднациональных органов ЕС. Однако сам референдум о членстве страны в ЕС (2016 г.), пожалуй, стал субъективной ошибкой премьер-министра Д. Кэмерона в результате внутрипартийных разногласий. Правительство не смогло убедить нацию в пользе членства страны в Евросоюзе. Раскол по вопросу отношений с ЕС ныне пронизывает все общество, тем более партию тори.

Экономическое положение

Прогнозы темпов роста экономики Британии на 2019 г. от ведущих МФИ (ОЭСР, МВФ, ООН), Банка Англии, консалтинговых компаний и «мозговых центров» разнятся (от 1,1 до 1,8%). В то время как британское Управление бюджетной ответственности повысило прогнозы на 2019 и 2020 гг., экономический рост до 2023 года не достигнет того уровня, который наблюдался до проведения референдум [1] . МВФ прогнозирует рост в еврозоне до 1,9% в 2019 г. [2] Учитывая, что МВФ прогнозирует замедление мирового экономического роста, представляется затруднительным отделить влияние Brexit от общего состояния мировой экономической конъюнктуры.

Неопределенный характер носят прогнозы для Британии до 2024 г. Референдум, считают экономисты, сказался на перспективах развития экономики, а ВВП растет медленнее, чем по прогнозам до референдума. В целом прогнозы состояния экономики Британии на ближайшие годы (вплоть до 2030 г.) предполагают снижение темпов роста независимо от вариантов Brexit [3].

Внутренняя политика

В самой Британии объективность прогнозов наталкивается на субъективные предпочтения сторонников (бремейнеров) и противников (брекзитеров) членства Британии в ЕС. Так, канцлер казначейства Ф. Хэммонд (бремейнер) считал, что в случае выхода без сделки (и перехода на правила ВТО) замедление экономического роста отразится на снижении доходов государства. В результате к 2033/2034 финансовому году государственные заимствования увеличатся на 80 млрд ф. ст. ежегодно, а рост ВВП в течение 15 лет будет на 7,7% ниже. Правительство уже отказалось от мер «жесткой экономии» и от задачи сбалансировать бюджет к 2020 г., поставленной еще при Д. Кэмероне. Казначейство готовилось и к дополнительному финансированию ключевых министерств на случай выхода из ЕС без сделки [4].

Правительство в октябре 2018 г. представило бюджет на 2019/2020 финансовый год (начинается в апреле), обозначив завершение «жесткой экономии» и повысив социальные расходы. Его еще предстояло утвердить парламенту, но важна смена экономического курса государства. Обещан экономический рост в 1,6% в 2019 г., единовременный рост социальных расходов, снижение налогов, причем не столько для малоимущих, сколько для лиц со средними доходами; рост минимальной и почасовой оплаты труда [5]. Тереза Мэй обещала предоставить НСЗ 20 млрд ф. ст. в течение следующих 5 лет. Также Хэммонд объявил о дополнительных расходах в 1 млрд ф. ст. на кибербезопасность и модернизацию ядерной системы «Трайдент».

Министр финансов предупредил, что в случае выхода из ЕС без сделки Британия будет вынуждена заниматься проблемой импорта продовольствия, медикаментов и авиасообщения. Бюджет придется пересматривать (поскольку не будет переходного периода в 21 месяц), как и прогнозы экономического развития. С другой стороны, бюджет был составлен, исходя из переходного периода в 24, а не 21 месяц, что может указывать на планы Т. Мэй продлить его из-за нерешенности вопроса об ирландской границе [6]. Если ситуация изменится, то правительству придется либо увеличивать госдолг, либо повышать налоги. Представляется, что правительство Т. Мэй, отказавшись от «жесткой экономии», создает себе «подушку безопасности» на случай новых досрочных выборов.

Действительно, условия Соглашения о выходе Соединенного Королевства из ЕС и Политической декларации о будущих отношениях [7] от 25 ноября 2018 г. вызвали отторжение в Британии. Однако уступки Британии на переговорах с ЕС носили объективный характер (например, по ирландской границе) и не зависели от личности премьера. Еще до голосования в парламенте (декабрь 2018 г.) было очевидно, что правительству не удастся добиться его одобрения: документами были недовольны и брекзитеры и бремейнеры. Дальнейшее развитие событий могло пойти по нескольким путям:

— повторное голосование по соглашению в парламенте через 21 день;

— выход из ЕС без сделки;

— «согласованный» выход без сделки ("negotiated no deal" – при согласии Евросоюза Британия выходит из ЕС через год без сделки);

— повторный референдум (возможен при одобрении парламентом, если правительство внесет подобный законопроект, но правительство категорически «против», опасаясь, что противостояние в стране обострится) [8];

— членство в ЕС (в случае положительного исхода повторного референдума);

— досрочные выборы (при выражении недоверия правительству);

— отставка Т. Мэй с поста лидера партии и соответственно премьер-министра (если недоверие ей выразят 158 депутатов фракции тори), выборы нового лидера (становится премьер-министром).

Эти варианты подразумевают перенос выхода Британии из ЕС на более позднюю дату (если парламент примет новый закон, а ЕС согласится).

Появились и иные варианты — формирование лейбористского правительства меньшинства без выборов или национального (коалиционного) правительства лейбористов и консерваторов (по подобию национального правительства Дж. Макдональда 1931–1935 гг.).

В этих условиях сохраняется вероятность второго референдума о независимости Шотландии, большинство в которой высказалось за членство Британии в ЕС. С другой стороны, не урегулированы взаимоотношения с Испанией по Гибралтару и возможно обострение проблемы ирландской границы. Таким образом, территориальное единство Соединенного Королевства подвергается испытаниям.

В Великобритании политическая турбулентность в апогее. И широкая общественность, и элиты расколоты по вертикальной оси политического спектра (на брекзитеров и бремейнеров), почти забыв о классическом противостоянии по его горизонтальной оси (правые — левые).

В стране не сформировалось мнение значимого большинства по какому-либо из вариантов Brexit. К тому же британцы не видят ни в ком из ведущих политических деятелей общенациональную фигуру, способную составить альтернативу Т. Мэй (обладает наименьшим отрицательным рейтингом) [9].

Премьер-министр исключает как второй референдум об отношениях Британии с ЕС, так и новые досрочные выборы. Однако патовая ситуация в парламенте может их спровоцировать. Учитывая, что рейтинги популярности тори и лейбористов находятся в рамках статистической погрешности, консерваторам не гарантирован исход возможных досрочных выборов (очередные в 2022 г.), тем более что электорат воспринимает партию тори как более расколотую, чем Лейбористская, а расколотые партии выборы не выигрывают.

Внешняя политика

Торгово-экономическая политика Британии будет зависеть от решения проблем во взаимоотношениях с ЕС. В случае выхода без сделки Британия должна будет заново установить все индивидуальные обязательства в рамках ВТО и по пошлинам, и по услугам, и по тарифным квотам, а также провести переговоры со всеми членами ВТО — как если бы Лондон вновь присоединялся к этой торговой организации [10].

Британия рассчитывает заключить торговое соглашение с США, как и укрепить двусторонние военно-политические отношения. Однако до голосования в парламенте по Соглашению с ЕС президент США Д. Трамп, подрывая позиции Т. Мэй, заявил, что соглашение Британии с ЕС не позволит ей заключить торговое соглашение с США [11]. Отметим, что Соединенное Королевство было интересно Вашингтону как член ЕС. Вероятно, «особые отношения» в результате Brexit пострадают.

Основная задача Лондона в отношениях с Брюсселем в пост-Brexit — участвовать в его внешней и оборонной политике, в частности в «европейской армии», самой идее которой Лондон противился, будучи его членом. В сфере обороны и ВТС действия Лондона были и будут направлены на укрепление связей с отдельными европейскими странами. Так, уже достигнуты договоренности с Польшей, а со странами Северной Европы (включая нейтральные Швецию и Финляндию) — об их участии в Объединенном экспедиционном корпусе Великобритании. Соединенное Королевство, даже выходя из ЕС, пыталось расширить свое присутствие и на Западных Балканах, вступлению которых в ЕС и НАТО содействует.

Свои позиции в НАТО Британия собирается сохранить и даже нарастить расходы на оборону до 3% в год, к чему ее призывает и Вашингтон.

Лондон в свете Brexit выдвинул концепцию «Глобальной Британии», рассчитывая после выхода из ЕС заключить торговые соглашения с Китаем, а также со странами Содружества наций (включая Индию), резко активизировав внешнюю политику на африканском и азиатском направлениях и используя помощь развитию (0,7% ВНД) для укрепления своего политического влияния.

Британия выступает с резкой антироссийской риторикой, пытаясь поднять свой авторитет на международной арене, и подключает к противодействию мнимой российской угрозе партнеров по ЕС [12] и НАТО, а также международные организации, формируя имидж России как страны изгоя и в СБ ООН. Вероятно, политика Британии по отношению к России не изменится при любом консервативном правительстве. Улучшение российско-британских отношений возможно при лейбористском правительстве и при определенных условиях [13].

Внутриполитические тенденции

В феврале 2018 г. во многом благодаря таланту А. Меркель достигать компромиссы в самых сложных ситуациях был согласован коалиционный договор между союзом ХДС/ХСС и СДПГ. После его одобрения базисом социал-демократов (молодёжное крыло было против) бундестаг по представлению федерального президента проголосовал за новое правительство. Соглашение в середине марта вступило в силу. При этом большинство христианских демократов остались недовольны существенными уступками, которые А. Меркель сделала своим партнёрам по партийному блоку (миграционные квоты) и социал-демократам (посты министров иностранных дел и финансов). В течение года возник ряд конфликтных ситуаций, которые могли привести к развалу Большой коалиции. В конце мая – начале июля министр внутренних дел по вопросам строительства и Родины, председатель ХСС Х. Зеехофер представил Генеральный план по миграции. Канцлер выразила принципиальное несогласие с пунктом 27, содержащим положение о немедленной высылке лиц, подавших заявление о предоставлении статуса беженца в другой стране ЕС и пытающихся пересечь границу с Германией. С её точки зрения, это противоречило фундаментальным европейским ценностям и интересам стран-партнёров, принимающих у себя основной поток нелегалов. После долгих дебатов коалиционные партнёры достигли компромисса.

Оппозиционные партии воспользовались разладом между коалиционным партнёрами. Продолжая персональную критику А. Меркель за её ошибки в миграционной политике, допущенные в 2015 г., свободные демократы выразили готовность вернуться к обсуждению возможной Ямайской коалиции при условии, что она будет без нынешней федеральной канцлерин. Зелёные против такого варианта развития событий не стали выдвигать возражений.

В течение года рейтинг народных партий постоянно снижался (особенно СДПГ). Среди прочего это отразилось на минимальных показателях голосов, полученных ими на выборах в Баварии и Гессене в октябре 2018 г. Наоборот, рейтинг малых партий, в первую очередь, «Альтернативы для Германии», как на федеральном, так и региональном уровне возрастал. «АдГ» теперь представлена во всех земельных парламентах. Партия пытается стать «рукопожатной», нередко выступая с консервативными инициативами в ландтагах и бундестаге, которые «вынужденно» поддерживают другие фракции.

Кризис народных партий — союза ХДС/ХСС и СДПГ продолжится. Их руководство по-прежнему будет находиться в поиске новых идейных установок, будут активизироваться внутрипартийные дискуссии. Важная роль в этом принадлежит молодёжным организациям партий. Особенно критично настроены молодые социал-демократы. Завоевать прежнее доверие электората возможно только через кардинальное обновление руководства (нужны новые, при этом харизматичные лидеры) и поиск новых механизмов взаимодействия с различными группами избирателей.

В начале декабря 2018 г. пройдёт федеральный съезд ХДС, на котором изберут нового председателя партии. А. Меркель больше не будет занимать этот пост. В конце октября она заявила о том, что отказывается от этой должности. Более того, не будет больше выдвигать свою кандидатуру на пост федерального канцлера и принимать участие в выборах бундестаг. Решение во многом связано с необходимостью консолидации рядов партии и окончанию внутрипартийных дрязг. Высокая вероятность ухода с поста председателя существует у А. Налес (СДПГ). Х. Зеехофер (ХСС) в середине ноября уже принял такое решение

Основной вопрос 2019 г.: удастся ли А. Меркель сохранить Большую коалицию? Это будет зависеть и от итогов упомянутого партийного съезда ХДС (кто станет председателем, поддержат ли его участники решение канцлера быть главой правительства до 2021 г.), и от текущих событий следующего года. В любом случае А. Меркель сделает всё возможное для сохранения коалиции в течение текущего легислатурного периода. В этом заинтересованы и ХСС, и СДПГ. Однако в течение 2019 г. не исключены очередные конфликты внутри правительства, которые могут привести к переформатированию его партийного состава или внеочередным выборам.

Если не будет досрочных выборов в бундестаг (вероятность существенно выше нуля), то очередное волеизъявление избирателей произойдёт в сентябре 2021 г. Большой коалиции не будет. Основные шансы сформировать правительство остаются у ХДС/ХСС, партии «Зелёные / Союз-90» и СвДП. Федеральный парламент по-прежнему будет семипартийным, где основной оппозиционной силой может остаться «Альтернатива» (на сегодняшний день опережает в рейтинге социал-демократов). В последующие легислатурные периоды (с 2025 г.) возможно возникновение новых коалиционных вариантов. Появление новых этаблированных малых партий маловероятно. В любом случае это будут правительства, которые будут действовать в условиях компромиссных соглашений и роста популистских настроений избирателей. Это ограничит возможности проведения дальнейших социальных и экономических реформ, необходимость которых в среднесрочной перспективе в Германии сохранится.

Экономика

Основной задачей в 2018 г. было сохранение и повышение конкурентоспособности германского хозяйственно-политического, социально-экономического и культурно- исторического пространства (штандорта). В первую очередь, это относится к процессам цифровой трансформации экономики ФРГ – основного приоритета коалиционных правительств с 2013 г. Занимая первое место по инновационному потенциалу (количество зарегистрированных патентов и число научных публикаций) [1] , страна по-прежнему остаётся середнячком в его практической реализации, т.е. в инновационном развитии. [2] Одна из проблем – недостаточно развитая цифровая инфраструктура. Особых успехов в течение 2018 г. достигнуто не было. Эти задачи переходят на последующие шесть лет.

К основным приоритетам по-прежнему относится реформа сферы энергетики («энергетический поворот»). Сохраняется задача полного выхода из ядерной энергетики, сокращения доли электростанций, работающих на угле, увеличения доли возобновляемых источников энергии. Спрос на природный газ, в т.ч. российский, будет возрастать. Концепция энергетической трансформации будет постепенно терять поддержку электората. В последующие годы государство будет вынуждено несколько смягчить свои подходы, перенося центр тяжести на развитие сетевого хозяйства и внедрение цифровых технологий.

Прогнозы темпов роста ВВП к концу 2018 г. снизились с 2,2 до 1,6–1,8%. В 2019 г. ожидается примерно такой же прирост. [3] Очевидно, что до 2024 г. он вряд ли превысит двухпроцентную отметку [4]. Основная причина — снижение внешнего спроса, обусловленного усилением протекционистских тенденций в мировой торговле, ростом неуверенности немецких компаний в перспективах внешнеэкономических отношений с США и Китаем, а также непредсказуемостью Brexit. Из этого вытекает задача поддержания внутреннего спроса в последующие годы.

В 2018 г. достигнут очередной рекорд занятости (44,9 млн) и минимальной безработицы (2,35 млн), что наряду с высокой численностью мигрантов, получающих государственную поддержку, содействует высокому спросу домохозяйств. В 2019 г. эти уровни составят рекордные 45,2 млн и 2,24 млн. Не исключено, что, начиная с 2021 г., вследствие снижения мировой конъюнктуры и дальнейшего внедрения цифровых технологий эти показатели несколько ухудшатся. При этом расчёты экспертов свидетельствует о том, что вклад цифровизации в уменьшение числа рабочих мест будет минимальным. Продолжится проведение миграционной политики, построенной на принципе «пряника и кнута» («Fördern und fordern»). Лица, не получившие статуса беженцев или нарушающие законы, всё более активно будут высылаться из страны. Численность высылаемых будет возрастать (сейчас в среднем — это 25 тыс. в год). Остальные будут интегрироваться — для этого государство создало эффективную инфраструктуру по поддержке лиц, получивших статус беженцев, в т.ч. в сфере профессиональной подготовки.

Внешняя политика

Евросоюз

Определяющим вектором внешней политики ФРГ остаются страны Евросоюза и их ближайшее окружение. В последующие годы продолжится начатое в 2018 г. укрепление франко-германской оси как основы реформирования ЕС и совершенствования его механизмов. Реформы, во многом построенные на идеях европейских ценностей и солидарной ответственности, будут сталкиваться с сопротивлением отдельных стран и их групп, в первую очередь Вышеградской группы. Одним из препятствий является растущий правый популизм и евроскептицизм. О продолжении этой тенденции можно будет судить по итогам выборов в Европейский парламент в мае 2019 г. ХДС приложит все усилия для победы фракции Европейской народной партии и назначения на пост главы Еврокомиссии своего однопартийца Манфреда Вебера.

Германия — государство, стремящееся к солидарному решению миграционного кризиса — как с точки зрения защиты внешних границ ЕС, так и в контексте размещения граждан, подавших прошение на предоставление статуса беженца, на территории стран Евросоюза. Проблема таких мигрантов в последующие пять лет будет оставаться камнем преткновения в отношениях Берлина с другими европейскими столицами.

По-прежнему, самым сложным партнёром Германии есть и будет Польша. Без изменений в польском политическом руководстве, готового сделать всё, чтобы Польша заняла место Великобритании как основного евроскептика, какого-либо сближения в отношениях ожидать не следует. Нет ясности с Brexit. К концу 2018 г. появилось больше переменных, нежели постоянных величин в этом процессе. В любом случае Великобритания останется одним из основных внешнеполитических и внешнеэкономических партнёров Германии до 2024 г.

ФРГ продолжит укреплять PESCO, в основном через сотрудничество с Францией. Постепенно будет расти вероятность возникновения реально действующих европейских военно-политических структур (хотя многие российские эксперты не согласны с этим положением). Берлин, как и Париж, заинтересован в дальнейшем росте относительной внешне- и военно-политической самостоятельности и усилении международной ответственности ЕС (но в контексте трансатлантических обязательств ФРГ и Франции как основных европейских членов НАТО). Германия также продолжит свои усилия для получения статуса постоянного члена Совета Безопасности ООН.

США

Трансатлантический вектор Германии в 2018 г. находился под влиянием жёсткого курса президента Трампа на выполнение своих предвыборных обещаний и использования внешнеполитических инструментов для достижения целей внутренней политики, в т.ч. в контексте промежуточных ноябрьских выборов в американский конгресс. Берлин был разочарован введением в соответствии с Законом от 2 августа 2017 г. (CAATSA) в начале апреля 2018 г. санкций против России, носящих экстерриториальный характер, выходом США в мае из ядерной сделки с Ираном и возвратом к санкционному режиму с этой страной, затрагивающего интересы немецкого и европейского бизнеса, а также применением заградительных пошлин на европейские сталь и алюминий. Ещё более Берлин был разочарован в отказе Д. Трампа пойти навстречу личным просьбам А. Меркель и Э. Макрона в вопросе поиска компромиссных решений по указанным темам. Дополнительным разочарованием для Германии стал выход США из ДРСМД, в связи с чем резко выросли риски новой гонки вооружений, соответственно, увеличилась опасность возникновения военного конфликта на территории стран ЕС.

Очевидно, что в 2019 г. и в последующие годы ситуация не изменится. Американская администрация вошла во вкус в рамках реализации политики «Америка прежде всего». Германия и Франция, сохраняя верность принципам евроатлантической солидарности, как лидеры ЕС, не будут иметь каких-либо возможностей повлиять на модель поведения Соединённых Штатов.

Россия

В 2018 г. продолжился процесс улучшения российско-германского сотрудничества. Переломным моментом в отношениях после весны 2014 г. стала встреча В.В. Путина и А. Меркель 2 мая 2017 г. в Сочи. С этой даты рабочий диалог разделился на две части – формально-официальную (открытую) и неформально-доверительную (закрытую). Стороны чётко определили разделительные линии (Крым, Юго-Восток Украины, права человека, свобода прессы) и стали активно искать точки соприкосновения и пути решения существующих проблем. С мая по ноябрь в разных форматах состоялся ряд содержательных рабочих встреч на уровне лидеров и министров наших стран. Основными международными темами стали Сирия (определённые возможности сотрудничества в восстановлении гражданской инфраструктуры), Украина (попытки сдвинуть ситуацию на юго-востоке страны с мёртвой точки, в т.ч. через реализацию инициативы с миротворческой миссией ООН), Иран (сохранение ядерной сделки, сирийский конфликт), противодействие американским экстерриториальным санкциям (особенно в рамках реализации проекта «Северный поток – 2» Германия подтвердила свою готовность и дальше импортировать российские углеводороды и по мере возможностей защищать интересы своего бизнеса от санкционного давления США). Обсуждались вопросы хозяйственной кооперации, которая постепенно восстанавливается после кризисных годов (рост с 2017 г. взаимных поставок товаров и услуг, продолжение немецких прямых инвестиций, открытие новых производств в российских регионах, успехи в производственной кооперации и локализации, новые шансы и возможности для взаимодействия малого и среднего бизнеса, а также российских регионов с западными и восточными федеральными землями). Хорошие перспективы сохраняются для гуманитарного сотрудничества. В середине сентября в Берлине были подведены итоги перекрёстного Года муниципальных и региональных партнёрств. В ноябре должен быть дан старт совместному Году сотрудничества в научной и образовательной сфере. В Германии в 2019 г. будут проходить «Русские сезоны».

Германия стала основной страной ЕС, с которой Кремль в течение 2018 гг. достиг наиболее высокого уровня взаимопонимания. Это было важным достижением на фоне резко обострившихся с марта 2018 г. отношений России с коллективным Западом, когда из-за жёстких и необоснованных претензий / обвинений США и Великобритании фактически исчезли красные линии и уровень взаимного доверия оказался очень низким. Формально поддерживая позицию своих западных партнёров, Берлин сумел сохранить содержательный диалог с Москвой. Во многом это заслуга А. Меркель и её кабинета.

В случае сохранения коалиции во главе с федеральной канцлерин до 2021 г. эффективный рабочий диалог продолжится. Сохранятся попытки Польши, США, Великобритании помешать ему или перевести его в конфронтационное русло. Но это им не удастся. В его содержании увеличится доля международных компонентов — Берлин заинтересован в совместных с Москвой инициативах и их последующей имплементации на практике. После сентября 2021 г. возможно некоторое охлаждение отношений, связанное с позицией будущей правительственной команды, в которую войдут зелёные и свободные демократы. Оно будет кратковременным и в диалоге вновь возобладает конструктив, который продолжится до 2024 г. Как и раньше, важная роль будет принадлежать различным дискуссионным площадкам, активными участниками которых являются РСМД и Институт Европы РАН.

При любых вариантах развития событий ФРГ в последующие годы останется основным западным и европейским партнёром России — как во внешнеполитической сфере, так и в экономике, культурно-гуманитарной области и гражданском диалоге.

Развитие экономики Франции, эволюция её внутренней и внешней политики в среднесрочной перспективе во многом зависят от результатов широкомасштабной программы реформ, к которым приступил нынешний президент Э. Макрон.

Речь идёт о разрыве с социально-экономической моделью, сложившейся во Франции после Второй мировой войны. Её особенностями были активная роль государства в перераспределении финансовых потоков (54% ВВП проходят через бюджет), жёсткой административной регламентации рыночных и трудовых отношений, весьма продвинутая, но убыточная перераспределительная система соцзащиты [1] .

Если в первые послевоенные десятилетия эта неокейнсианская модель оправдывала себя, то ныне она, по убеждению большинства представителей французского бизнес-сообщества («патроната»), не отвечает реалиям глобализированного мира XXI в. Признаками этого служат низкие темпы роста (1,7% в 2018 г.), хронические дефициты бюджета (81,3 млрд евро — 2,8% ВВП) и торгового баланса, разбухание госдолга (98,6% ВВП), утечка капиталов и производств за рубеж из-за высоких налогов, массовая безработица (9,1% работоспособного населения) [2] .

За полтора года пребывания Э. Макрона у власти назначенное им правительство Э. Филиппа провело через парламент 77 крупных законопроектов, на основе которых радикально пересмотрены трудовой кодекс, система начального, среднего и высшего образования, ужесточены меры по борьбе с коррупцией, терроризмом, правила предоставления убежища иммигрантам. На очереди коренные реформы госслужбы, пенсионного обеспечения, профобучения, страхования от безработицы.

Все эти радикальные преобразования стали возможными благодаря сочетанию двух факторов — дальнейшему укреплению властной вертикали режима Пятой республики, вершиной которой является президент, и смене её прежней партийно-политической системы.

В высших эшелонах власти заметно усилились позиции выходцев из чиновничества, деловых кругов и технократической элиты, образцами которых служат глава государства (бывший инспектор финансов, инвестиционный банкир, министр экономики) и состав правительства Э. Филиппа. Намеченная ревизия действующей Конституции 1958 г. ещё больше усиливает роль исполнительной власти за счёт законодательной, что было изначально заложено в режим Пятой республики её основателем генералом де Голлем 60 лет назад. Она предусматривает сокращение на треть числа депутатов и сенаторов, а также ограничение объёма их законотворческих функций.

На президентских и парламентских выборах 2017 г. обе умеренные системные партии — правые республиканцы и левые социалисты, сменявшиеся у власти на протяжении последних десятилетий, потерпели сокрушительное поражение, поставившее под вопрос их существование. Тем самым с политической арены сметены сразу три поколения традиционной политической элиты, дискредитированной застоем экономики и коррупционными скандалами.

В результате прежняя биполярная партийная система сменилась безраздельной гегемонией новой центристской («и левой и правой») партии «Вперёд, Республика!», созданной Э. Макроном в ходе предвыборной кампании 2016–2017 гг. Она получила абсолютное большинство в нижней палате парламента — Национальном собрании — 313 мест, а с примкнувшими центристами партии «Современная демократия» — МОДЕМ и перебежчиками из оппозиций слева и справа — 350–360 из 577 мест. Не имея ни политического опыта, ни прочных позиций на местах они дисциплинированно поддерживают правительство и президента, которому обязаны своим избранием.

На первый взгляд может казаться, что позициям Э. Макрона и продолжению начатых им реформ до следующих президентских и парламентских выборов 2022 г. ничто не угрожает. Оппозиция со стороны популистских движений на крайних флангах политического спектра — левацкая «Непокорённая Франция» Ж.-Л. Меланшона и ультраправая «Национальное объединение» (бывший «Национальный фронт») М. Ле Пен, которых, согласно данным опросов, поддерживают 10–11% и 25–30% протестного электората соответственно, — глубоко расколота, что заведомо исключает их тактическую коалицию по образцу Италии. В то же время остатки бывших системных партий (республиканцев и особенно социалистов) ещё далеко не оправились от разгрома и остаются, по сути дела, вне игры.

Тем не менее устойчивость нынешней системы не следует преувеличивать. Надежды президента на улучшение конъюнктуры на мировых рынках пока не оправдались, в связи с чем результаты проведённых реформ внутри страны заставляют себя ждать. Основные макроэкономические показатели Франции в 2018 г. (темпы роста, дефициты, госдолг, безработица) остаются пока без заметных изменений к лучшему.

Между тем выгоды от проведённых реформ и их цена распределены явно неравномерно. Наибольшие преимущества от пересмотра фискальной политики (отмена налога на крупные состояния, снижение налога на прибыль на 20 млрд евро и т.д.) и кодекса законов о труде, существенно урезавшего права профсоюзов, получили предприниматели, а также менеджеры высшего и среднего звена, лица свободных профессий, интеллигенция крупных городских центров, которые успешно вписались в процессы глобализации и европейской интеграции. Именно у этих привилегированных категорий (верхний слой среднего класса), составляющих «ядерный» электорат президентской партии «Вперёд, Республика!» (24% избирателей первого тура президентских выборов 2017 г.) находит наибольшее понимание и поддержку его постмодернистский, либерал-глобалистский дискурс.

В то же время неизбежные издержки разрыва с прежней моделью на фоне низких темпов роста экономики приходится уже сейчас нести многочисленным социально уязвимым слоям населения — пенсионерам, рабочим, фермерам, рядовым госслужащим, студенчеству, особенно в небольших городах и сельской местности депрессивных регионов Северо-Востока, Юго-Востока, Центрального массива, переживающих глубокую структурную ломку уходящих в прошлое традиционных отраслей промышленности и сельского хозяйства.

До недавнего времени попытки недовольных выразить протест традиционными для Франции формами «прямого действия» — стачками и массовыми уличными демонстрациями — не получали широкого размаха с учётом массовой безработицы и раскола профдвижения на радикалов и реформистов. Однако теперь положение меняется: 17 ноября 2018 улицы и дороги Франции были перекрыты 282 тыс. активистов в желтых жилетах, выступающих против повышения цен на бензин и дизельное топливо. Это стихийное движение не было организованно какой-либо партией или профсоюзом и продолжалось следующие дни. К нему присоединились студенты, лицеисты, водители автотранспорта скорой помощи, медсестры и другой персонал системы здравоохранения. Ссылки властей на необходимость принятых мер по соображениям экологии не возымели действия.

Каждую следующую субботу движение «желтых жилетов» приобретало все больший размах, перерастая в общенациональный социально-политический кризис. В ряды демонстрантов проникли экстремисты ультраправого и левацкого толка, а также криминальные элементы из неблагополучных предместий, которые громили объекты городской инфраструктуры, сооружали баррикады, жги автомашины, грабили магазины и рестораны. Силы правопорядка — полиция и жандармерия — с трудом сохраняли контроль над ситуацией. Число задержанных и раненых с обеих сторон превысило несколько сотен человек. Попытки правительства наладить диалог с протестующими не давали убедительных результатов. 10 декабря президент Э. Макрон выступил по телевидению с обращением к нации, обещав скорректировать средства достижения своих целей по модернизации страны с учетом ее социальных проблем.

Этот кризис был не случаен. Политическая стабильность «необонапартистской» вертикали власти подтачивается маргинализацией промежуточных звеньев между государством и обществом — выборными органами местного самоуправления. Муниципальные, департаментские региональные советы, мэры 36 тыс. больших и малых коммун не хотят мириться с выхолащиванием их полномочий и сокращением финансовых средств централизованной административной бюрократией. Выразителем их недовольства выступает верхняя палата парламента — Сенат, где президентская партия «Вперёд, Республика!» остаётся в меньшинстве [3].

То же относится и к сотням тысяч непартийных организаций гражданского общества — профессиональным, культурным, религиозным, экологическим, правозащитным и пр. Хотя при подготовке реформ власти пытаются снять с себя ответственность организацией диалога между социальными партнёрами, в частности, предпринимателями и профсоюзами, на деле последнее слово остаётся за правительством, которое опирается на «послушное» большинство депутатов в Национальном собрании.

Недовольство «низов» отражается в неуклонном падении рейтингов президента: если сразу после избрания Э. Макрона в мае 2017 г. доверие и поддержку ему выражали в ходе опросов 63% респондентов, то в октябре 2018 г. — уже всего 29%. Это заметно ниже, чем было в соответствующие периоды первых мандатов обоих его предшественников — Н. Саркози и Ф. Олланда, которым так и не удалось переизбраться на второй 5-летний срок.

Чувствительный ущерб имиджу Э. Макрона наносит и свойственная молодому амбициозному главе государства излишне самоуверенная, высокомерная манера держаться, которая принесла ему нелестное прозвище «президента богатых». Он сам вынужден признать, что не смог преодолеть недоверие граждан к власть имущим.

Симптомом сужения массовой поддержки режима и связанных с ним конфликтов в верхнем эшелоне власти стала вынужденная реорганизация кабинета Э. Филиппа, проведённая президентом в связи с демонстративным уходом в отставку двух ключевых министров — экологического транзита Н. Юло и внутренних дел Ж. Колона [4].

Причём последний занимал в окружении Э. Макрона особое место — он был первым из лидеров правившей тогда соцпартии, который активно поддержал никому не известного тогда кандидата в ходе президентской кампании 2017 г., и способствовал его победе. Непосредственным поводом для его ухода был громкий скандал в связи с незаконными действиями личного охранника президента А. Беналла, из-за которого министру пришлось оправдываться перед парламентской комиссией по расследованию.

Уход обоих вице-премьеров отражает кризис в отношениях президента с органами местного самоуправления и НПО — Ж. Колон был мэром Лиона и решил вернуться в родной город, а Н. Юло является своего рода иконой экологов.

Изменения в составе правительства остались ограниченными — 18 из 22 министров во главе с премьером остались на своих местах, 6 сменили посты и 8 назначены впервые. В обращении к нации президент заявил, что пересмотра политического курса не будет. Вместе с тем он был вынужден обещать больше считаться с органами местного самоуправления — смягчить «якобинскую» централизацию в пользу провинции, а в проект ревизии Конституции включено расширение полномочий консультативного Экономического, социального и экологического совета (ЭСЭС), где представлены основные организации гражданского общества.

Однако реализация этих обещаний зависит от их результатов — конкретных сдвигов в экономике, прежде всего роста покупательной способности населения и увеличения занятости. Если до мая – июня 2022 г., когда истекают президентский срок Э. Макрона и полномочия депутатов его парламентского большинства, ощутимых изменений к лучшему в экономике не произойдёт, то продление их мандатов на следующий 5-летний срок окажется под вопросом [5] .

Характерной чертой стратегии и стиля Э. Макрона является стремление вписать свою реформаторскую программу в широкий международный контекст с тем, чтобы оправдать в глазах граждан необходимость трудных, порой болезненных преобразований жёсткими требованиями внешнего мира. Вместе с тем он настаивает на универсальном измерении ценностей Великой французской революции 1789 г. — демократии и прав человека. Активная роль Франции в их защите подаётся как основание роли страны в качестве одной из немногих держав с глобальными интересами и ответственностью, особенно перед лицом глобальных вызовов современности (климат, миграция и т.д.).

Только за первый год пребывания в Елисейском дворце Э. Макрон совершил 46 зарубежных визитов, посетив 29 стран, не считая участия в международных конференциях. Не меньшее число иностранных гостей посетило Париж. Венцом этой активности стало проведение 11 – 13 ноября 2018 года в столице Франции торжественной церемонии по случаю 100-летия перемирия в Первой мировой войне и «Парижского Форума мира», в котором приняли участия главы государств и правительств около 60 стран, в том числе В. Путин и Д. Трамп.

Столь бурная активность принесла неоднозначные результаты. Социальный кризис ноября-декабря 2018 года серьезно отразился на международном имидже президента Э. Макрона, затруднив достижение поставленных им целей.

Своей главной международной задачей Э. Макрон провозглашает существенную перестройку Евросоюза. Речь идёт о том, чтобы укрепить его ядро — еврозону вокруг франко-германского тандема, создать в ней особую парламентскую ассамблею, принять крупный общий бюджет для инвестиций в технологии будущего, унифицировать бюджетную, налоговую, социальную политику под контролем общего министра финансов, наконец, укрепить оборонную идентичность ЕС с учётом Brexit и эволюции условий трансатлантического партнёрства с США.

Тем не менее реализация этой программы не выходит пока из стадии переговоров. С учётом серьёзных внутриполитических трудностей главного партнёра Э. Макрона — канцлера ФРГ А. Меркель — Берлин при любом составе новой правящей коалиции не спешит тратить средства на смягчение финансовых трудностей средиземноморских стран-должников, что в какой-то мере касается и самой Франции.

Между тем государства Вышеградской группы, прежде всего Венгрия и Польша, категорически возражают против совместного с членами ЕС решения проблемы беженцев и иммигрантов. Приход к власти в этих странах, а также в Австрии и Италии национал-популистских евроскептиков, рост их влияния в Германии и даже самой Франции серьёзно ухудшают шансы партии Э. Макрона на выборах в Европарламент в мае 2019 г.

Противоречиво выглядят и позиции Франции в традиционной сфере её интересов — на Большом Востоке, в Средиземноморье и Африке. Несмотря на относительный успех военной акции против исламистов в Мали ей не удаётся играть самостоятельную роль в поисках выхода из затяжных гражданских войн в Сирии, Ираке, Ливии.

В том, что касается Сирии, Э. Макрон упорно стремится найти компромисс между Астанинской группой (РФ, Иран, Турция) и т.н. «малой группой» — США, Великобританией, Германией, Саудовской Аравией и т.д. в поисках политического решения через конституционный комитет в Женеве под эгидой ООН. Однако его шансы на успех ограничиваются тем, что Париж выступает лишь как один из участников американо-саудовской коалиции. Между тем одностороннее равнение на Эр-Риад, скрепленное обменом нефти на вооружение, существенно ограничивает маневренные возможности французской дипломатии в глубоко расколотом мусульманском мире (конфликты суннитов — шиитов, Израиля и Палестины), особенно в отношениях с Ираном. Это стало особенно очевидным на фоне скандала в связи с убийством саудовскими спецслужбами оппозиционного журналиста Д. Хашикджи.

Наконец, притязания Э. Макрона на то, чтобы представлять общие интересы ЕС в диалоге с ведущими державами многополярного мира — США, Россией, Китаем, более того, выступать между ними в роли своего рода посредника, приносят неоднозначные результаты. Несмотря на личный контакт французского президента с Д. Трампом, ему не удалось добиться от Вашингтона приемлемого компромисса по какому-либо из спорных вопросов (выход США из соглашения по климату, иранскому досье, протекционизму в торговле и т.д.).

Выводы

Социальный кризис конца 2018 года, безусловно, отразится на возможностях Франции продвигать свои инициативы на международной арене. Тем не менее в ближайшей перспективе (2019 г.) не исключена возможность некоторых позитивных подвижек Франции в поисках компромиссных решений. На фоне Brexit, политического кризиса в ФРГ и неопределённости перспектив администрации Д. Трампа после выборов 6 ноября 2018 г. Э. Макрон в принципе мог бы активизировать свои инициативы.

До 2024 г. российско-французский диалог ожидают определённые проверки на прочность, прежде всего, в связи с выборами в Европарламент (май 2019 г.) — Париж упрекает Россию в поддержке евроскептиков. Обвиняя РФ в кибервмешательстве в евровыборы, Э. Макрон пытался подорвать шансы своих противников-евроскептиков в Восточной Европе, Италии, Австрии, а главное — в самой Франции. Между тем шансы на поиски компромисса с Парижем по украинской проблематике и санкционной политике минимизируются тем, что в «Нормандском формате» основную роль во франко-германском тандеме всегда играл Берлин. Другим раздражающим моментом может стать настороженная позиция Парижа перед лицом активизации РФ в Африке (Египет, Ливия, ЦАР).

Тем не менее в целом позитивный потенциал для развития наших отношений с Францией, безусловно, сохраняется вне зависимости от продления Э. Макроном его мандата на следующие пять лет после 2022 г. и неизбежных колебаний, как в двустороннем сотрудничестве, так и во взаимодействии с другими странами.